Разговор с Еленой Ханга (Виктор Топаллер, Нью-Йорк)

ТОПАЛЛЕР. Добрый вечер, дорогие друзья. Ну вот прошла еще одна неделя, и мы с вами снова встречаемся. В свое время газета News York Times написала: "Только два человека с негритянскими корнями оказали громадное влияние на Россию: Пушкин - в духовной сфера и Елена Ханга - в телесной". Елена, скажи мне, пожалуйста, как ты себя чувствуешь в этом соседстве: ты и Пушкин, больше - никого?

ХАНГА. Я и Пушкин. Сначала Пушкин, потом долго-долго никого, потом я.

ТОПАЛЛЕР. Потом ты, и потом опять долго-долго, до сих пор никого.
ХАНГА. Нет, нет, нет. У нас, ты знаешь есть Сиятвинда, актер театра "Сатирикон". У нас был телеведущий Зайцев, тоже африканского происхождения. Ну уж о футболистах я не говорю, их закупают пачками и привозят.

ТОПАЛЛЕР. Но они не оказывают такого влияния на Россию, как ты и Пушкин, поэтому, пожалуйста… Я ценю твою природную скромность, но тем не менее.

ХАНГА. Ой, слушай, давно это было - передача "Про это". Десять лет. В 97-м году мы ее начали. То есть одиннадцать лет этой передаче, представляешь?

ТОПАЛЛЕР. Да. Но давай для начала немного поговорим о твоих родителях. История твоей семьи настолько необычна, что если бы кто-нибудь написал что-нибудь подобное в книжке, то все, наверняка, сказали бы, что это "вранье и литературщина". Ты теперь сама писательница, поэтому, думаю, согласишься со мной, да? Папа практически создал новое государство. Потому что если бы не папа, Танзании бы не было, а был бы Занзибар…

ХАНГА. Отдельно Занзибар, отдельно Танганьика, да.

ТОПАЛЛЕР. А мама вовсе даже наоборот - дочь, если я правильно знаю, нью-йоркского раввина?
ХАНГА. Внучка.

ТОПАЛЛЕР. Расскажи мне, пожалуйста про них. Как они познакомились? Как это вообще получилось? Ну два слова.

ХАНГА. Моя бабушка, Бялик ее фамилия, она была дочкой раввина. Ну нельзя сказать, чтобы это была состоятельная семья, но нормальная была семья. И дочка, как и многие в те годы, в двадцатые годы, увлекалась идеями передовыми, она всегда была на баррикадах… И вот она была на очередной баррикаде и попала в полицейский участок. И там она познакомилась с молодым красивым афроамериканцем, который тоже маршировал, но только за права черных американцев. Ну они там сидели, а тут пришел папа выкупать ее. И она сказала: "А выкупи меня с моим новым другом". Раввин посмотрел на нового друга и сказал: "Значит оба остаетесь". И вот с тех пор они не разлучались. Они приехали в Советский Союз строить социализм, потому что Ленин тогда написал, помнишь, "Письмо к американским рабочим", когда всех позвал?

ТОПАЛЛЕР. Да.

ХАНГА. И откликнулось очень много белых американцев. А мой дедушка подумал: а почему бы и не поехать черным американцам? Собрал группу из семнадцати афроамериканцев, специалистов по сельскому хозяйству, и поехали в Советский Союз. И там они решили остаться в Узбекистане, потому что там живут люди со смуглым цветом кожи, и дедушка думал, что там будет…

ТОПАЛЛЕР. Проще?

ХАНГА. Ну не то чтобы проще, но будет какое-то единение. Я сейчас не хочу длинную историю рассказывать, но моя мама родилась уже в Ташкенте, уже советский человек. Но, что самое интересное, она родилась в Ташкенте и всю жизнь жила как простая советская гражданка, а когда она приехала сюда - выяснилось (это нашли в архивах), что когда она родилась, посол США написал письмо: "В далеком селении Янгиюль родился американский ребенок, русские записали его своим, но мы-то знаем, что от американцев рождаются американцы, поэтому имя такое-то, фамилия такая-то - американская гражданка". Когда она приехала сюда, ей вручили американский паспорт как урожденной американке.

ТОПАЛЛЕР. С ума сойти!
ХАНГА. Ты можешь себе представить?

ТОПАЛЛЕР. Нет. Не могу.
ХАНГА. Вот это - сказка.

ТОПАЛЛЕР. Сказка, да! Я тебе и говорю: кто-нибудь придумал бы такую историю, сказали бы: "литературщина". Теперь рассказывай о том, как папа создал новое государство.
ХАНГА. Ой! Ну, папа был…

ТОПАЛЛЕР. Папа был первым премьер-министром, я правильно понимаю?
ХАНГА. Да. Но в начале он был просто учителем, сельским учителем, который сделал революцию со своими соратниками и объединил остров Занзибар с Танганьикой, и вот так вот появилась Танзания, и папа был первым премьер-министром этой страны. Но потом там опять был переворот, и он погиб. Так что я его не помню практически. Мне было года три, когда он погиб.

ТОПАЛЛЕР. Как ты себя ощущала? Ты ведь москвичка?
ХАНГА. Да.

ТОПАЛЛЕР. Если определять твое место под солнцем, ты москвичка? Несмотря на афроамериканскоеврейские корни, ты по национальности москвичка?
ХАНГА. Ну конечно. Такая национальность есть.

ТОПАЛЛЕР. Вот про мою маму всегда говорили, что она по национальности москвичка. Это особая совершенно история.
ХАНГА. Да.

ТОПАЛЛЕР. А как ты себя ощущала в Москве? Ты каким-то образом чувствовала дискомфорт из-за цвета кожи, когда ты была маленькой, училась в школе, или это проходило мимо тебя?

ХАНГА. Тогда такой проблемы вообще не было, было неприлично быть расистом. Ну, бывает бытовой расизм, он может быть неприятен, но он не страшен. И вообще если кто-то из ребят что-то и сказал, тут же получал подзатыльник, и на этом все проблемы заканчивались. Я испытывала неудобство в связи с цветом кожи, потому что я хотела быть такой, как все. Любой ребенок хочет быть похож на своих кумиров. А все кумиры были у меня…

Как говорил Сталин: "Других писателей у меня для вас нет". Вот у меня других кумиров не было, все они были белые. Поэтому я страдала, потому что я хотела быть похожей на Анну Владимировну Дмитриеву… Вот здесь я страдала. И потом вот эти вот губы, вот этот вот нос, вот это вот всё другое, чужое, и это всё очень бросалось МНЕ в глаза. И поэтому мама, чтобы у меня не было комплекса неполноценности, выписывала из Америки журналы афроамериканские и показывала их и говорила: "Смотри, какая модель красивая! Вот она красавица!".

Я видела этих красивых женщин и бежала на улицу к своему другу Сашке и говорила: "Сашка, посмотри!". А он мне отвечал: "Слушай, это какой-то левый журнал, там все черные, ты его лучше убери и никому не показывай. Где белые люди?". Вот с этой точки зрения были действительно проблемы. Как были бы у любого ребенка, который, допустим полный очень, а он хочет быть худым, или очкарик… То есть, это было чуть-чуть другое.

ТОПАЛЛЕР. Я знаю, что ты чуть не стала профессиональной теннисисткой. Ты только что упомянула потрясающую женщину и потрясающего тренера Анну Дмитриеву. Она работала тренером в ЦСКА и сама была прекрасной теннисисткой…
ХАНГА. В "Динамо", в "Динамо". Она была в "Динамо", потом она ушла на телевидение, а я перешла в ЦСКА к ее тренеру…

ТОПАЛЛЕР. Ты в ЦСКА тренировалась уже у тренера Дмитриевой?
ХАНГА. Да, у ее тренера, Нины Сергеевны Тепляковой. Но начинала Дмитриева в "Динамо". И я совершенно убеждена: если бы она не закончила свою карьеру как тренер, я точно играла бы где-нибудь на US Open? Потому что ради нее я могла бы перепрыгнуть вот всё, что угодно.

ТОПАЛЛЕР. Влюблена была?
ХАНГА. Ну, дело даже не в том, что влюблена… Ну, помимо того, что… влюблена - это раз. Но есть отношения между учеником и тренером, и такое полное доверие, что тренер может сказать: "Вот перепрыгни десять метров", и у тебя силы будут, и ты прыгнешь. Вот так вот я в нее верила.

ТОПАЛЛЕР. Имели бы не знаменитую ведущую Хангу, а Хангу вместо Шараповой.
ХАНГА. Секундочку! У нас растет. Растет смена. Моя дочка, которую я назвала Елизавета Анна в честь Дмитриевой, уже шесть лет уже играет в теннис, так что всё нормально.

ТОПАЛЛЕР. Будет реализовываться на спортивном поприще вместо мамы?
ХАНГА. Да. Ой, а так смешно получилось! Когда я рожала, а я рожала здесь, в Нью-Йорке…

ТОПАЛЛЕР. Чтобы она была американкой?

ХАНГА. Нет. Не поэтому. По очень простой причине. Когда мне было лет двадцать пять, в Москве я делала интервью с директором какого-то роддома, и он у меня спросил: "У вас есть ребенок?". Я говорю: "Нет". - "Как нет?! Какой ужас! Вы будет старородящей! У вас глаза! У вас вены! У вас!..". И он так стал грузить, и я так испугалась, и все, все в России говорят: "Ой, надо быстро рожать!" Почему быстро?

Совершенно непонятно. Но все говорят: "Надо отстреляться". А в Америке ты можешь рожать ну хоть… ну вот сколько можешь, тогда и рожай. И мне так нравилось - вот никто на тебя не смотрит большими глазами, никто не спрашивает, сколько тебе лет. И я решила рожать здесь, и врача завела здесь, и летала из Москвы сюда на приемы к этому врачу. Очень хорошая американка индийского происхождения. Она специализируется по летающим. К ней из Индии летают. Ну а теперь и я летала. И стала к ней теперь рекомендовать своих друзей из Москвы. Вот она именно по старородящим. И поэтому я приехала сюда и рожала под ее чутким руководством. Но дело не в этом.

Так получилось, что я родила на десять дней раньше. И никого не успела предупредить, поскольку у моей мамы в Чикаго - она тогда работала в университете - телефон отключен. Звоню в Москву мужу, телефон отключен. Ну, нет так нет. В этот момент мне звонит Анна Владимировна Дмитриева, и я ей говорю: "Вот только что, буквально пять минут назад, я родила!" - "Ой, Лена! Классно!". Она вешает трубку и звонит своему брату Володе Молчанову, которого тоже все знают по передаче "До и после полуночи", и говорит: "Володя, Лена родила!".

И она ему позвонила в тот самый момент, как он шел на сцену получать ТЭФИ. ТЭФИ - это наш вариант Emmy. И он появился на сцене, получает свою статуэтку и говорит: "Но вообще у меня такая новость! Пять минут назад Ленка в Нью-Йорке родила!". На стадионе все аплодируют, кроме одного человека, у которого вот так вот широко открыты глаза. Это был мой муж, который сидел в зале. Он совершенно обалдел. Он мне перезванивает и говорит: "Лен, почему я такие интимные новости должен узнавать последним от посторонних мужчин?!". Ну вот так вот мы очень веселились после этого.

ТОПАЛЛЕР. Ты уехала в Штаты, если мне не изменяет память, в восьмидесятых?
ХАНГА. В 89-м году. Меня пригласил Фонд Рокфеллера.

ТОПАЛЛЕР. Подожди. Ты же поехала работать в Christian Science Monitor?
ХАНГА. Нет. В 87-м году я поехала в Christian Science Monitor на стажировку. Но потом я вернулась в Москву…

ТОПАЛЛЕР. Лена, объясни мне, пожалуйста, вот знаешь, как раньше говорили "где имение, а где наводнение?", с какого вдруг перепугу такой известной мощной газете, как Christian Science Monitor, понадобилась Елена Ханга из Москвы?
ХАНГА. Очень всё легко объясняется. Эта газета - очень известная и уважаемая во всём мире, даже в нашей стране во времена холодной войны…

ТОПАЛЛЕР. Да, даже тогда ее цитировали.

ХАНГА. И они очень хотели прислать своих корреспондентов стажироваться в Советский Союз. В Советском Союзе тогда была одна газета - Moscow News - самая известная, флагман перестройки. И они попросили разрешения прислать своих корреспондентов туда, на что Егор Владимирович Яковлев, главный редактор, сказал: "Хорошо, но с условием, что мы своих пошлем вам, чтобы это не было игрой в одни ворота". Ну вот приехали вначале их корреспонденты. Там Линда Фельдман такая была очень известная журналистка. Они у нас стажировались три месяца. И потом, по условию, послали меня и еще одного журналиста…

ТОПАЛЛЕР. Сколько ты проработала там?
ХАНГА. Три месяца.

ТОПАЛЛЕР. Всего?
ХАНГА. Ну, в условиях договора было.

ТОПАЛЛЕР. А что потом?
ХАНГА. Потом я вернулась в Москву, и мне позвонил тогда неизвестный мне Любимов. Любимов, Захаров, Листьев, неизвестные мне тогда…

ТОПАЛЛЕР. Неизвестная тебе троица?
ХАНГА. Да, "три мушкетера", и они стали уговаривать меня прийти к ним на передачу и рассказать, как я стажировалась. Я один раз сходила. Мне так понравилось! Прямой эфир тогда - это такой драйв!

ТОПАЛЛЕР. Я помню.
ХАНГА. И вся страна сидела…

ТОПАЛЛЕР. Да вся страна сидела…
ХАНГА. С замиранием сердца.

ТОПАЛЛЕР. Да! Да!

ХАНГА. В час ночи это всё было. И потом каждый раз, когда я уезжала в Америку, они меня приглашали сделать какие-то маленькие репортажики, свои впечатления, воспоминания я рассказывала. А потом Фонд Рокфеллера сделал мне предложение, от которого я не могла отказаться, и я приехала уже сюда на стажировку на год. Ну и потом уже покатилось, покатилось. Потом уже меня Гарвардский институт пригласил, Институт политики, Школа Кеннеди. Ну и потом я книжку написала, свою биографию. Ну и потом уже вот началась совсем другая жизнь - американская. В девяностые в Москве - непонятно что, и я решила остаться здесь.

ТОПАЛЛЕР. До какого года ты была здесь?
ХАНГА. Я была здесь очень долго. В 97-м году меня Лёня Парфенов пригласил…

ТОПАЛЛЕР. Вот сейчас на этом мы тормознем. Мы с тобой вплотную подходим к тому моменту в твоей жизни, к той работе, которая тебя сделала знаменитой, Ну во всяком случае в Советском Союзе не было ни одного человека, который не знал бы Елену Хангу. Сейчас сделаем небольшую паузу и вернемся к разговору, ладно?
ХАНГА. Хорошо.

Перейти ко второй части интервью | к третьей части интервью