Сновидения и внутриличностный конфликт

Предисловие

Работа со сновидениями онлайн, конечно же, отличается от той, которую многие могли наблюдать в группе, работающей очно. В офисе больше возможностей для создания сновидческого пространства и разворачивания сновидения наяву, в здесь-и-сейчас, со всем спектром переживаний, новыми осознаваниями и последующей ассимиляцией необычного опыта.

Но разворачивать сновидение в формате онлайн тоже интересно и продуктивно. Представленный ниже фрагмент одной из терапевтических сессий проходил в формате онлайн. И я, и клиентка находились в момент работы со сновидением перед экранами своих мониторов.

Итак,

перед вами текст, написанный двумя людьми: терапевтом (мной) и клиенткой (она позволила называть её Анной). Текст Анны я выделила курсивом, чтобы он отличался от моего текста.

Анна проходила у меня терапию несколько лет, затем пошла в образовательную программу первой ступени по гештальт-терапии. Её интерес к гештальт программе был связан с предъявлением себя в группе, так как она имела сложности в общении с другими людьми и хотела научиться выстраивать границы в отношениях с учетом своих потребностей.

Анна: Сновидение было следующее.

Я то ли бегу, то ли уже нахожусь в доме со светлым деревянным полом и каменными стенами, и яростно начинаю закрывать двери и окна, чтобы через них не пробрался в дом рыжеволосый мальчик с веснушками по имени Саша. Я вспоминаю, что есть ещё какая-то дверь или окно, которое я не закрыла, и меня покрывает ужас. У меня всё холодеет внутри. Я боюсь, что Саша сумеет проскочить через эту щель.

В доме есть и мой отец, и моя мать и то ли мои браться/сестры, то ли кузины, но все заняты своим повседневными делами и не понимают моего ужаса. Помощи просить не у кого. Конец сна.

После того, как Анна рассказала сновидение, я задала несколько вопросов, раскрывающих ситуацию, которая спровоцировала сновидение. Вот что пояснила Анна:

Саша на самом деле – мой бывший одноклассник, с которым мы ходили в 5-ый и 6-ой класс в гимназию номер 2. Он отнимал у меня бутылку с чаем или водой и не отдавал мне её, пулял по полу ногами. Я не могла за ним угнаться и побить его. Я жаловалась учительнице математики, и она отчитывала Сашу, но с него как с гуся вода. У меня было сильное чувство бессилия. Я никак не могла справиться с этим Сашей.

Я уточнила: «Анна, ты ещё говорила, что перед сновидением были мысли о твоих психологических границах и что на тебя сильное впечатление произвело какое-то событие в группе первой ступени по гештальт-терапии».

За несколько недель до того, как мне приснилось это сновидение, мы работали в группе с жизненным случаем одной из участниц. Эта участница так же, как и я, была подвергнута травле. Когда мы как группа давали обратную эмоциональную связь, все чувствовали злость и гнев. Я же расплакалась. Мне было горько, я чувствовала беспомощность и уязвимость. Границы участницы из группы были нарушены так же, как и мои границы во сне.

Во время групповой 3х-дневки я начала кашлять и у меня пропал голос. Из этого я поняла, что когда мои границы нарушают и я не могу адекватно ответить, мое тело реагирует на нарушение границ кашлем.

Что мы, практикующие психологи, делаем, когда встречаемся с ситуацией буллинга? (в нашем случае буллинг – это постоянные намеренные негативные действия, направленные на одного и того же ребенка со стороны другого ребенка). Мы спрашиваем, что он хотел бы сделать, чтобы ситуация завершилась. И можем предложить эксперимент, в котором клиент сможет разместить свои переживания и тем самым завершить ситуацию.

Я предложила Анне погрузиться в сновидение, рассказав его ещё раз, используя все глаголы в настоящем времени. Чтобы снова попасть в этот же сон, но в моём присутствии. Затем продолжить это сновидение с целью завершить его иначе, с благоприятным для неё исходом. Анна согласилась на работу со сновидением.

«Твоей задачей будет проявить свою агрессивную часть с опорой на испытываемую злость», – сказала я.

Работа со сном:

Мы продолжили сон, я представила, что Саша прыгает через окно и вот он в доме. Он на какой-то момент становится уязвимым, когда он приземлился на пол. Его можно атаковать, но мне страшно и хочется убежать. Но я подбегаю к нему и ударяю его кулаком в скулу. Он держится о скулу от боли, и я ударяю его в бок ногой. Он ложится на пол и корчится от боли. Он говорит, что он понимает, что он находится в чужом доме, встаёт и уходит. У меня чувство облегчения. Я одна в доме. Мне не страшно.

Ситуация буллинга или травли предполагает двух участников: насильника и жертву. Обращение к третьему лицу за помощью (в нашем случае – к учительнице) означает слабость жертвы, её неспособность отстоять свои границы и дать достойный отпор обидчику. То есть жертве не достает агрессии, чтобы почувствовать злость, продвинуться вперед, напасть и попробовать самой защитить себя.

В группе первой ступени никто явно на Анну не нападал, её не травили, но травмирующие ситуации из давнишнего опыта провоцируют не осознаваемый страх нападения, который у Анны проявился психосоматическими симптомами: кашель и пропажа голоса.

Внутренний конфликт

Для меня интересен тот факт, что работали мы с идентификацией в конфликтной ситуации в зоне внутренней феноменологии.

Саши с нами не было во время работы со сновидением, однако его ассимилированный образ прочно ужился как внутренний феномен Анны. И теперь это не межличностный, а внутренний конфликт. Правда, стороны этого конфликта имеют разные возможности. Одна из сторон Анне знакома, безопасна, в ней есть ресурс (обратиться к кому-то за помощью). В ней есть привычные переживания страха, неприязни, беззащитности. Этот опыт повторялся много раз и хорошо ассимилирован. При неврозе эта сторона конфликта является победителем. Соответственно, есть закрепленный паттерн поведения и простого участия со словами по типу «дай обидчику сдачи» работают несущественно, а чаще и вовсе не работают.

Другими словами, клиент запросто идентифицирует себя с жертвой и избегает роли агрессора. Полюс идентификации принимается: я жертва – и это всё.

Но есть и другая сторона внутреннего конфликта при неврозе (об этом много написано авторами теории гештальт-терапии), она связана со страхом, стыдом, риском и зачастую болью. Эта сторона не принимается, это полюс отвержения. В нашем примере агрессор как бы «спит» где-то в глубинах личности, клиент самостоятельно не может эту идентичность в себе обнаружить, «разбудить» её. Возбуждение, как ответная эмоциональная реакция в отклик на нападки одноклассника, подавлено. Новая фигура не возникает. В приведенном примере полюсом идентификации для Анны является следование школьным правилам, а отвергаемым полюсом является подавленная агрессия.

Вот мы и подошли к пониманию полярности в сновидениях.

Денис Новиков в книге «Помогите понять мой сон…» пишет об этом так: «Когда понимание фигуро/фонового процесса описанного гештальт-психологами было применено к снам, сны стали расцениваться как перестановки в организации частей, которые позволяют материалу заднего плана переходить на передний план».

Что Анна сделала в работе со сновидением? Клиентка как бы написала сценарий и продолжила своё сновидение, используя ранее подавляемую агрессию для обнаружения себя новой – умеющей дать отпор нападающей стороне. В сновидении Анны полюс идентификации представлен ею самой, а отвергаемый полюс – одноклассником. Задний план сновидения Анны оказался сильно заряжен энергией, что и позволило ей побить одноклассника в то время, когда она проигрывала продолжения сновидения наяву.

Гештальт-терапевт, работая с клиентом, не стремится к результату, не меняет поведение, установки или философию клиента. Психолог не может решать проблемы человека за него самого, но он может предоставить клиенту условия, создать особые межличностные отношения, которые клиент сам использует для своего личностного развития. Клиент после терапевтической сессии сам производит те изменения, которые он способен на данный момент жизни сделать.

Доигрывание сновидения в здесь-и-сейчас – это получение нового опыта в безопасных условиях, это обнаружение важных ресурсов для более осознанной жизни. Это перевод сковывающей тревоги в активные действия с выплеском аннигиляционной агрессии.

Таким образом, эта короткая работа со сновидением помогла разрешить клиентке её внутренний конфликт. Куда делись её беспомощность и уязвимость? Она завершила процесс, запущенный в сновидении, а это составляет фундамент для осознавания с последующими изменениями в повседневной жизни.

Напоследок:

Чтобы не было перегруза, я не стала разворачивать в этой статье вопросы об утраченном Анной голосе и её кашле. Отсылаю вас, дорогие читатели, к работе Арнольда Минделла «Работа со сновидящим телом». Он изумительно пишет о взаимосвязи между сновидениями и жизнью тела. Приводит много примеров из своей практики.

Желаю вам разнообразных сновидений!

Автор: 

Лидия Рублёва – практикующий психолог, гештальт-терапевт, супервизор, ассоциированный тренер НАГТУ (Национальная Ассоциация Гештальт-Терапевтов Украины). Индивидуальные консультации – с 1998 г. Ведение групп - с 1999 г. Психотерапевтическая практика с 2000 г. Работает индивидуально, с группами и семьями. Специализируется на работе со сновидениями, психосоматическими заболеваниями и в области отношений. Руководитель психологического центра "Контакт"